Убаши хунтайджи с монгольский и урянхайский Маджик, подобный черному горному тигру, отправясь оба с 80.000 войском из урочища Хангай Хара Булак[1] воевать против независимых Четырех Ойратов и переправившись через гору Налха Ухэр[2], прибыли с войсками на место Нал Хара Бурок[3].

Отсюда отправили они четырех лазутчиков[4], каждого врозь, к Четырем Ойратам разведать их кочевья, но те ничего не разузнали. Почему монгольский Убаши хунтайджи составил совещание из высших, средних и низших сословий, на котором урянхайскому Маджику и многим другим сановникам сказал: «Слушайте, мои молодцы! Четыре Ойрата такого нрава: они, подобно неутомимым лошадям, бегающим на далекое расстояние без устали, и бдительным собакам, лишь только завидят прибывшего на их двор неприятеля, не плошают и не упустят его из своих рук. Мое намерение (такое): воротимся лучше назад, пускай смеются над нами Четыре Ойрата. Как вы, мои молодцы, об этом думаете? Если вы согласны, то воротимся; если нет, так пойдем на Ойратов».

Урянхайский Маджик, подобный черному горному тигру, выдвинулся вперед и доложил: «Хотя слова вашего ноянствас и справедливы, но все ближние, дальние родные и неродные слышали, что мы с тобой — монгольский Убаши хунтайджи и урянхайский Маджик — с своими войсками выступали из урочища Хангай Хара Булак видеться с Четырьмя Ойратами (сразиться), а между тем, увидавши только лишь их пастбища, обратимся отсюда в бегство: этой дурной славой нашей завсегда будут упрекаемы наши потомки». Монгольские высшие, средние и низшие сословия одобрили эти слова.

Убаши хунтайджи сказал: «Куда вы поедете? Где найдете кочевья их (Ойратов)? Может быть, они кочуют на севере, может быть, на юге (их кочевья неопределенны)».

Урянхайский Маджик отвечал: «Слова вашего ноянства справедливы. Действительно, кочевья Четырех Ойратов велики, но все-таки они кочуют постоянно на одной стороне. Мы разошлем тщательно разыскивать их, назначим для этого восемь суток сроку, я же покажу местность, где их должно искать. Из 80.000 человек выберем 200 молодцев, которые бы все знали (местность), и из 160.000 лошадей выберем (для них) 400 меринов. Пускай они по указанным мною местам ищут; найдут ли, не найдут ли их, но по истечении осьми суток пусть воротятся».

С одобрения всех урянхайский Маджик, подобный черному горному тигру, отправился в сопровождении 200 лазутчиков, взобрался на гребень горы, находящейся невдалеке от их войска, и, указывая отсюда своим 200 лазутчикам на кочевья Ойратов, сказал: «Ступайте в эту сторону, впереди вас окажется река Иртыш, идите по ее течению. Когда дойдете до места между черным лесом (дремучий лес), растущим на нагорной стороне, и желтым камышом, растущим на низменной, этот промежуток есть брод, называемый Мани[5]. Переправьтесь через него и ищите там их (Ойратов) по течению и против течения. Если не найдете там ничего, то идите еще повыше; потом ударьтесь в противоположную сторону (от реки). На другой день вечером пейте воду (напоите лошадей, сами отдохните). Здесь начнется черная гора Эмнэлин Адак Шара Хулусун с быстрыми ключами, ищите здесь. Если здесь ничего не найдете, то ищите по истокам двух рек Бачи и Гинджили, которые исчезают вблизи этой горы.

Если и в этих трех местах ничего не найдете, то воротитесь назад. Если в состоянии захватить язык, то привезите его (в случае, если найдете кого, то привезите его с собой), а если не можете этого сделать, то осмотрите (местность). Найдете ли, не найдете ли, а в продолжение осьми суток должны поспешно воротиться и уведомить нас.

Ну, так вы, молодцы, возвращайтесь здоровыми и с успехом, я же отправлюсь к своим войскам». И отправился.

Монгольские лазутчики, по словам Маджика, переправились через брод Мани и начали там разыскивать по течению и против течения, и ничего не нашли. Потом начали разыскивать на Эмнэлин Адак Шара Хулусун и здесь не нашли кочевья Ойратов; потом обратились к истокам Бачи и Гинджили: встречают тут семилетнего мальчика с шелковым поясом, в плисовыхс чулках, на трехлетней гнедой лошади. Они погнались за ним утром и вечером поймали его.

Двести лазутчиков посадили этого мальчика среди себя и начали спрашивать: «Чей ты мальчик? Скажи, что здесь делал?»

Мальчик отвечал: «Я подданный Байбагутского хана, искал девять белых верблюдов». «У Четырех Ойратов есть ли войска? — спросили потом лазутчики, — и где они сами кочуют?»

Вас, наверно, послали поймать, а не допрашивать, знайте, что старшему дается ответ, платье же надевается через воротник[6]: представьте меня живого кому следует, я своими устами доложу». Вот слова мальчика, и он больше не стал говорить.

Ни мягкими словами, ни криками, ни ласками, ни угрозами не могли ничего от него выведать и, наконец, сказавши сами себе: «Действительно, нас послали поймать, а не допрашивать, так этого мальчика живого представим», — они отправились назад.

Дорогой они отправили двух передовых, которые, прибыв с известием о Четырех Ойратах, начали было рассказывать монгольскому Убаши и всем трем высшим, средним и низшим сословиям, что они поймали семилетнего мальчика. Между тем и остальные с мальчиком явились.

Узнав, что этот мальчик упрямый, обнажили меч, положили его на сандальный о восьми ножках стол. Потом привели семилетнего мальчика к Убаши хунтайджию в его юрту с восемью решетками[7], обтянутую черно-пестрыми тигровыми шкурами, поставили его с скрученными назад руками на колени: на правое колено его сел урянхайский Маджик, подобный черному горному тигру; на левое же — сел Бакан Цэцэн.

Убаши хунтайджи начал этого мальчика допрашивать: «Ну, упрямец, скажи: у Четырех Ойратов есть ли войска или нет? Что они делают?»

Мальчик отвечал: «Допрашивайте, ваше ноянство, без угроз — я безошибочно доложу; спрашивайте, не сердясь, — обо всем расскажу. Четыре Ойрата, подобно клыкам лютых зверей и ежовым иглам, живут сомкнутыми в четырехугольник (каре). Нельзя докладывать вам о том, чего не знаешь, и нельзя скрывать того, что знаешь».

Убаши хунтайджи, хотя был таким ответом приведен в тупик, но все-таки продолжал допрашивать: «Кто из ойратов, — говорил он, — на этой стороне живет? Скажи мне о войске и кочевье их». На это мальчик отвечал:

Дальше живут 6.000 джунгарцев, называемых Хутагайту Хара Халу[10], которые подобны куце-серому волку, нападавшему утром на многочисленные стада овец; глаза их подобны глазам голодного орла.

Это как нравится вашему ноянству?» «Это ничего, а еще дальше кто живет?»

Хошутский Байбагас хан, старший брат из пяти братьев Ахайн табун барас, любящий умерщвлять и грабить, имеющий голос десяти тигров, живет в юрте о 15 решетках, обтянутых пестрыми тигровыми шкурами, и среди ее рассуждает о вере и правлении Ойратов. Говорят, что он живет, разинув рот и растопырив пальцы (беспечно, самонадеянно), и думает, что ему во всех странах нет подобных.

Сам я сын простого человека (низкого происхождения), мне семь лет. Я еще не объехал всех Четырех Ойратов, сыновья Ойратов находятся везде. Вот все мое знание».

После этого Убаши хунтайджи велел вывести мальчика и принести его в жертву туку (значок или знамя)[12]. Двое хотели его уже вывести, но мальчик объявил, что намерен еще доложить нойону. Снова посадили его.

Ну, упрямец, — сказал нойон, — продолжай свои слова».

Мальчик начал: «Говорят, после войны, происходившей на месте Эмнэлин Адак Шара Хулусун, монгольский Сайн Лайхар хан и нойоны Четырех Ойратов при заключении мира поклялись: Если будем умерщвлять людей, служивших шпионством (тому или другому), то наши языки отсекутся (то все до одного умрем). Зачем же вы хотите умертвить меня, забыв клятву, уже произнесенную, и забыв слова, торжественно сказанные (вами) Мне только семь лет, я сын простого человека. Ваше ноянство, даруйте мне жизнь!» Но Убаши хунтайджи не удостоил его ответом, и двое хотели было его снова вывести, но мальчик сказал, что он еще доложит об ойратах.

Ну, скажи», — сказал нойон.

Мальчик стал говорить: «Сказывают, что хошутский Байбагас хан, старший брат из пяти братьев Ахайн табун бара, любящий умерщвлять и грабить, имеющий голос десяти тигров, сказывают, что он ударил своим булатным мечом, взятым когда-то у Бимбада, о свой черный треножник, сделанный из закаленной стали, так сильно, что посыпались искры, и сказал, что положит на подушку стегно с Убаши хунтайджия (убьет его) и прольет его черную кровь; переломит на большой дороге черное знамя его; соединится с его любимою женою Дара, поцелует ее ланиты, алые, как кровь, обнимет прекрасное белое тело ее, коснется прекрасною и счастливою своею бородою к ее румяным щекам и овладеет всеми богатствами и счастием его. Понимаете ли значение этих слов?»

Затем мальчика вывели и стали приносить его в жертву туку. При этом из среды монголов не выискалось ни одного, который бы в состоянии был прочитать молитву, почему мальчик сказал: «Так как я предмет жертвы туку, так позвольте мне прочитать молитву».

Ну читай, — отвечали те, — да хорошенько же».

Мальчик начал: «Я начну читать, а вы слушайте. О, милостивый Тэнгри, бог войны, кушай и пей! Да прольется черная кровь Убаши хунтайджия! Стегно его да положится на подушку! Черное знамя его да искрошится на большой дороге на мелкие куски! Да возьмет его любимую жену Дара Байбагас — владетель всех (ойратов)! Длинное черное знамя его да переломится в ногах ойратов (во время сражения)! Лошадь его саврасую из саврасых да подденет копьем за опущенный красный шелковый повод какой-нибудь ойратский молодец и остановит ее! На месте Бачи да будет он поражен смертельно! На месте Худуду да будет разбит на голову! На месте Эмэлин Олон Долодой да сокрушатся печень и почки его! На месте Хада да претерпит он поражение, сопровожденное криком! На реке Болохто да рассыплется от поражения! Да возьмут ойратские молодцы богатство и счастие его! Как дойдет до места Ула, да станет он в тупик!» И с этими словами мальчик испустил дух.

Между монгольскими войсками произошло волнение. Они говорили между собой: «Сбудутся или не сбудутся слова этого рассказчика-мальчика, все-таки это дурное для нас предзнаменование, однако ж попробуем: хорошо ли или дурно будет, все-таки отправимся в поход, вместо того, чтобы обратиться в бегство и тем положить пятно на имя нашего нойона Убаши хунтайджия». И выступили.

Переправившись через Иртыш, 80-тысячное войско прибыло к истокам Бачи и Гинджили чрез Эмнэлин Адак Шара Хулусун и здесь остановилось. Отсюда на двое суток был отправлен к Ойратам на рекогносцировку опытный Бахан Болбасун, находившийся от тринадцатилетнего до тридцатисемилетнего возраста постоянно в войнах.

Между тем Убаши хунтайджи зарезал своего совершенно белого верблюда, который возил его кибитку, пригласил своих молодцов и при раздаче кушанья (приготовленного из мяса этого верблюда) так восхвалил их: «Ну, молодцы мои, подобные рогам козлов, входящих в воду! Вы, мои молодцы, подобные ушам моего мерина, мчащегося с быстротою к неприятелю, слушайте! Вы знаете проклятие нас мальчиком, имеющим черный след, знаете упорство Четырех чужих Ойратов; вы не будете беречь своего черного пота (я на вас надеюсь)».

Мы все, — проговорили молодцы, — всегда готовы пролить кровь и всегда готовы лечь костьми; мы не будем скрывать перед нойоном своего усердия». После этих слов они с шумом вышли.

Между тем Бахан Болбасун воротился от Четырех Ойратов с таким известием: «Четыре Ойрата живут, подобно клыкам лютых зверей и ежовым иглам, сомкнутыми в четырехугольник. Не знаю, ведают ли они о нашем приближении и предпринимают ли какие предосторожности против него? Я вообще не знаю, в какой мере бдительности они живут».

Убаши хунтайджи сказал: «Сорок тысяч отправить вперед, чтоб они напали на Ойратов, а сорок тысяч оставить в запасе. Если так выдвинуться, как об этом ты думаешь?»

Бахан Болбасун отвечал: «Сразимся с Четырьмя Ойратами. Если убежим от них утром (пока еще возможно), так останутся наши языки (останемся в живых), если же вечером от них убежим, так отсекутся наши языки (все до одного будем убиты)!»

Убаши хунтайджи за это на него рассердился. «Каковы бы, — он сказал, — ни были твои слова: справедливы ли или несправедливы, но их резкость или жесткость кольнули сердце моих молодцев» (привели в уныние). И он приказал его казнить так же, как и мальчика, но Бахан Болбасун быстротою своего гнедого мерина спасся.

Убаши хунтайджи и урянхайский Маджик, чтоб поддержать свою честь, решились выступить и решили отправить передовое войско. Над этим войском Убаши хунтайджи назначил начальником урянхайского Сайн Маджика, но последний с негодованием сказал: «С того времени, как только мы вышли из дому, ты много сделал несправедливого: первая твоя несправедливость та, что ты убил человека, который был у тебя шпионом; вторая — та, что расщепал ноги у осьминожного сандального стола; третья — ты зарезал своего белого верблюда, возившего твою ставку, и мясо его ты дал есть своим слугам; четвертая — ты меня отправляешь с передовым войском, чтобы одному воспользоваться отнятым скотом, а ведь говорится, что жадность при разделе добычи между своими товарищами есть то же, что беречь кровь черной собаки[13]. Вот твои несправедливости. Я в них не ответчик. Я отправлюсь домой». И тотчас же с своими 15 тысячами молодцев он отправился восвояси, а хунтайджи двинулся к Ойратам.

Урянхайский Маджик отправил 2.000 молодцев с четырьмя лошадьми у каждого к Бахан Болбасуну с поручением ему, «чтоб он напал на джунгарцев[14]чрез место Боро, а обратился назад чрез место Хэлтэгэ; чтоб дал знать Четырем Ойратам о моем кочевье, которое на Хангайском Хара Булаке, что мы пришли было видеться (сразиться) с Четырьмя Ойратами, но теперь я с 40.000 молоддев отправился восвояси, что Убаши хунтайджи отправился к Ойратам с изну?ренными табунами[15]. Пусть они, как знают, так и поступают с ним». По приказанию Маджика эти 2.000 молодцев напали на длинноногих[16] и дали знать джунгарцам (об Убаши хунтайджи).

В это время передовое войско Убаши хунтайджия остановилось с добычею из быков и овец. Войска Четырех Ойратов собрались, окружили Убаши хунтайджия со всех сторон и на третьи сутки сразились. Когда войскам монгольским было плохо, любимцы Убаши хунтайджия взяли его черное знамя и его самого и хотели было спастись, но один из среды многочисленного ойратского войска, Сайн Сэрдэнгэ, выступил и в то самое время, как хотел Убаши хунтайджия поразить копьем, сказал: «Ну, ваше ноянство, я нашивал ваши платья, пропитанные мускусом; питался солеными кушаньями вашими, теперь же для чести Четырех чужестранных Ойратов я подношу копье вашей правой почке, простите меня». И с этими словами он поразил его.

Убаши хунтайджи, истекая от этой раны, сказал: «Пустите мою саврасую лошадь, пусть она принесет моему Отечеству известие. Наверно вы, мои молодцы, не воротитесь назад; берегите свою честь, которую запятнаете, если обратитесь в бегство; лягте костьми друг подле друга!» Лишь только произнес он эти слова, как пал с своей саврасой лошади через правый ее бок и испустил дух.

Любимцы Убаши хунтайджия отрезали свои правые стремена[17], среди четырехойратского войска пустились над пра?хом своего господина биться с ними насмерть, и все до одного легли.

Вот каким образом ойраты победили монголов.

Семилетний ойратский мальчик был не иной кто, как гений-покровитель Черырех Ойратов и каратель Монголов в виде мальчика.

Это было в году свиньи, стихии огня[[18] ].